Хансен
Как пишет Зигмунд Фрейд, он был ещё студентом, когда убедился в реальности гипноза. Это произошло в Вене на публичной демонстрации гипноза Хансеном. Фрейда глубоко поразило, что тихий голос маэстро одолевал сильную физическую боль загипнотизированного субъекта, и тот с отсутствующим видом, безропотно выполнял все экстравагантные прихоти гипнотизера.
В период 1879—1884 годы в литературе по гипнозу часто упоминается имя гипнотизера Хансена. Надо сказать, что ещё со времен Месмера демонстрация гипноза была крайне опасной деятельностью, например в Вене. Гипнотизерам предписывалось проводить демонстрации только в определенном театре, а сами представления всегда вызывали недоверие. В соответствии с решением от 1882 года, Хансена изгнали из Австрии, как когда-то Месмера, заподозрив в обмане. Но решающую роль здесь сыграло не только подозрение. Подвело, главным образом, желание Хансена продемонстрировать свое могущество. Он вышел за рамки дозволенного: вращал людей по кругу, затем закидывал им голову назад и смотрел в глаза в упор. Этот прием Хансена, как утверждал очевидец, невропатолог П. Л. Ладам из Женевы, был мучительным и послужил в 1880 году причиной судебного процесса в Вене. На основании судебного решения венская полиция, по совету особой медицинской комиссии, запретила Хансену давать представления. Подобное же запрещение в отношении бельгийского магнетизера Донато сделали муниципалитеты Милана и Болоньи вместе с римским префектом.
Сначала датчанин Дэн Карл Хансен (Hansen, Dane Carl 1833—1897) был довольно успешным оптовым торговцем, однако страсть к магнетизму завладела его душой настолько, что он отказался от прибыльного дела. Со временем он стал искусным магнетизером, снискав на новом поприще славу «жреца гипноза». В немецкоговорящих странах, период наиболее интенсивных выступлений Хансена 1879-80 гг., был назван «фазой Хансена». Его работой интересовались: Берлин — Прейер и Эленберг, Вюрцбург — Ригер, Лейпциг — Мёбиус и Вундт, Вена — Крафт-Эбинг и Бенедикт.
Стараниями Хансена в 1879 году гипноз вызвал к себе интерес в Германии. Но самое замечательное событие произошло 5 января 1880 года в городе Бреславле, где, совершая турне по Европе, продемонстрировал гипнотические опыты Хансен. Он, как Донато, Лафонтен и др. на публичных сеансах вызывал гипнотический сон с помощью блестящего предмета, который, по его мнению, обвораживал и чаровал.
Профессору Гейденгайну[12] очевидцы так описали, увиденное зрелище: «Хансен предлагает испытуемым пристально смотреть на граненный и сильно блестящий кусочек стекла, затем он делает несколько поглаживаний по лицу, не касаясь его, потом, слегка касаясь кожи, закрывает им глаза и поглаживает щеки и губы. После чего они теряют способность открыть глаза и рот. Еще несколько поглаживаний по лбу и гипнотизируемые впадают в состояние похожее на сон. В этом состоянии Хансен побуждает их принимать любые положения, совершать самые странные и бессмысленные действия. Так, одним он предлагает есть картофель, под видом груши, другим — ездить верхом на стуле, чтобы выиграть приз на скачках, третьим — брить щепкой четвертых и т. д. При этом загипнотизированные только и ждут мановения его руки, чтобы совершить очередное безумство»[13].
Переезжая из города в город, из страны в страну Хансен неизменно потрясал горожан своими опытами. Всюду его выступления сопровождались хвалебными рецензиями и непременным интересом в научном мире. Кроме своей родной страны он побывал в Швеции, Дании, Финляндии, Германии, Австрии, Британии. Итак, объездив много стран, в 1881 году Хансен прибыл на гастроли в Новгород, где встретил решительный протест губернатора. «Ну нет так нет» — подумал Хансен и не мешкая перебрался в С.-Петербург.
Невропатолог и историк гипнотизма Вильгельм Вильгельмович Битнер пишет: «Представлениям Хансена, пользовавшимся громадным успехом, мы главным образом обязаны пробуждению внимания всего научного мира к гипнотизму»[14]. После его отъезда в моду вошли особые пуговицы-шарики из чёрного блестящего стекла, похожие на те, что он использовал для гипнотизации. Пуговица подвешивалась на ниточке перед глазами магнетизируемого, который должен был на них смотреть неотступно.
Демонстрация Хансеном гипнотических феноменов в России, дала изрядный толчок к изучению гипноза. Далее интерес подогрел Осип Ильич Фельдман, который своими демонстрациями в 1886 году наделал много шума в С.- Петербурге и Москве.
26 декабря 1889 года, сообщает редакция «Петербургский листок», на частном сеансе у г-на Давыдова, директора Петербургской консерватории, проходил сеанс Фельдмана. Присутствовало избранное общество интеллектуалов. Перед началом сеанса избранная комиссия, в лице гг. Михайловского, Глеба Успенского и Коронина, составила программу внушений субъектам, которых отобрал Фельдман. К услугам Фельдмана охотно предложили себя два молодых человека. Не прошло и пяти минут, как они подпали под его власть: "Вы г-н С., — обращается Фельдман к одному из загипнотизированных юношей, вы — Иоанн Грозный. К вам явится сейчас Васька Шибанов с письмом от Андрея Курбского. А вы, г-н Т. — Василий Шибанов. Вы должны вручить Иоанну то письмо, которое вам даст князь Курбский. Лицо Т. быстро меняется… Гипнотический спектакль продолжается…
[править]Донато
Бельгиец Донато (настоящая фамилия A. E. d`Hont, 1845—1900), отслужив в армии, работал муниципальным рабочим, затем занялся журналистикой, писал новеллы и однажды, познакомившись с Пегасом, обратился к поэтическому творчеству. Карьера не задалась, и из поэта он переквалифицировался в магнетизера. Мало того, он сделался апостолом животного магнетизма. Донато — образованный человек, один из редакторов «Revue magnetique». На лекции, прочитанной на Бульваре Капуцинов в 1887 году, он признает терапевтическую пользу гипнотизма, но сам ограничивается скромной ролью пропагандиста, не претендуя на громкое звание целителя.
21 марта 1885 года газета «La Meuse» сообщила, что в бельгийском городе Льеже, гипнотизер Донато, через газеты громогласно обещал суггестировать множество людей и заставить их прийти к нему на квартиру, в дом Гартмана на улицу Пон-д`Иль. В назначенный час по меньшей мере пятитысячная толпа стояла в ожидании перед домом Гартмана, по всей улице Пон-д`Иль, на Театральной площади, во всех прилегающих к ней улицах и переулках. Неожиданно эта толпа увидела нескольких суггестированных (находящихся под воздействием внушения идеи или желания) студентов, бегущих, как потерянные, по направлению указанной улицы; вслед за ними спешили туда же: ученик консерватории, внезапно бросивший свою скрипку, мясник, оставивший своих удивленных покупателей, растрепанный парикмахер, а под конец один молодой человек, шагавший гигантскими шагами, с неподвижным взглядом, с судорожно сжатыми кулаками, в сопровождении испуганной матери, бежавшей вслед за сыном.
30 человек, в числе которых многие жили в 3-4 км от ул. Пон-д`Иль, были таким образом привлечены Донато. Напрасно старались удерживать их на пути некоторые лица из любопытствующей толпы; один молодой человек повалил двух взрослых мужчин, заграждавших ему дорогу. Газета с восторгом сообщает, что «теперь самые неверующие будут убеждены этим беспримерным доселе опытом, который составит эпоху в истории магнетизма, где наш соотечественник занимает такое видное место».
В другом печатном органе «Journal de Liege» от 23 марта сообщалось, что вчера в городе ни о чём другом не говорили, кроме как о Донато и его опытах. Было заранее оповещено, что ровно в 2 часа до 15 молодых людей, подвергшихся накануне гипнотизации нашим чудодеем, должны будут прийти к продавцу газет Д`Еру на улице Пон-д`Иль, взять у него какую-нибудь газету или брошюру, принять её за ноты, и отправиться с нею на площадь св. Павла, напевая в такт или танцуя. Задолго до назначенного часа густая толпа стояла в обоих избранных для опытов местах; 6 полицейских на ул. Пон-д`Иль и не менее 10 на площади св. Павла напрасно старались удерживать возбужденную толпу. Как только пробило 2 часа суггестированные субъекты, опрокидывая все и всех перед собой, что обеспечивало их нередко тумаком и даже сильным ударом со стороны зрителей, пробежали с блуждающим взглядом и тупым выражением лица к Д`Еру, взяли по журналу и отправились на площадь, напевая и танцуя.
Некоторые являлись из самых отдаленных пунктов, так один пришёл из Сен-Вальбюржа, не сойдя, а сбежав по крутому спуску Пьерезы. Другой весьма юный человек, решивший подвергнуться опытам втайне от родителей, внезапно вскочил из-за стола во время семейного обеда и отправился на зов суггестора, несмотря на усилия матери удержать его (бедную мать видели потом в городе огорченной, отыскивающей сына). Танцуя, жестикулируя и припевая на площади св. Павла, некоторые из загипнотизированных, особенно энергично выполнявшие внушенную Донато программу, несомненно, походили на сумасшедших. Как ни старались полицейские и праздная публика их удержать, они продолжали делать свое дело, пока Донато не внушил им успокоиться и прекратить. Донато прошёлся по всему городу в сопровождении этих, привороженных им людей, которые не могли отойти от него ни на шаг, и последовали бы за ним даже в реку, если бы он повел их туда. В целом Донато загипнотизировал в Льеже более 300 горожан. Revue Spirite от 1 мая 1885 выражает досаду, что недостаток места в их обозрении не позволяет воспроизвести все отзывы об этом событии, помещенные в «Eclair», «Wallon», «Foyer», «Justice» и многих других бельгийских газетах и журналах.
[править]Ш. Рише
Одна из пациенток Шарля Рише[15], 43-летняя Аннета, высокая полная блондинка, с весьма определенными религиозными убеждениями была женой выдающегося негоцианта, матерью семейства. Они постоянно жили в провинции, чем и объясняется, что до опытов с ней, она ничего не слышала о сомнамбулическом поведении. Рише загипнотизировал А. и последовательно превращал её в девочку, молодого человека, старуху и т. д. В образе маленькой девочки она лепетала, картавила, бегала, шалила, требовала кукол и конфет. В сцене превращения её в 90-летнюю старуху, она плохо слышала, требовала нюхательного табаку, с трудом передвигалась, беспрестанно старчески кашляла и стонала: «Смотрите, — говорит она, — показывая свои руки — ничего не осталось больше… я очень устала и скоро покину вас совсем». Роль принцессы ей удалась лучше. Она величественно откидывает на диване свое платье, играет веером и жеманно разговаривает о дворе, маркизах и своих поместьях.
Когда он превратил её в крестьянку, она протирала глаза, потягивалась и говорила: «Который час? Четыре утра! Ну, тогда надо вставать!» Она терла глаза кулаками, сморкалась, плевала на пол, вставала и шла, волоча ноги, как будто на них сабо: «Ну, надо идти в хлев! Эй ты, рыжая, поворачивайся же!» Она делала вид, что доит корову: «Отстань, Жан! Ну же, говорят тебе, отстань! После, когда подою. Так я не закончу работу… Ну да, да! После…» Профессор Рише предполагает, что «в процессе превращения появляется не галлюцинирующий субъект, присутствующий в качестве зрителя перед развертывающимися образами, а актер, воображающий в припадке „безумия", что пьеса, в которой он играет роль не фикция, а правда и что он телом и душой превращен в то лицо, роль которого исполняет». Превратив её в актрису, он заметил, что она без следа утратила крестьянскую грубость, вместо угловатых манер крестьянки, её фигура задышала игривостью, стала гибкой и грациозной, лицо осветилось милой улыбкой. Она обращалась к воображаемому собеседнику: «Вы видите эту юбку? Это мой директор приказал удлинить ее. Удивительно надоедливы эти господа директора. Я того мнения, что чем короче юбка, тем лучше. Они всегда у нас слишком длинны. Было бы достаточно фигового листа. Мой бог, этого довольно! Ты согласен мой друг, что нет надобности ни в чем другом, кроме фигового листа? Посмотри-ка на эту дылду Люси, есть ли у нее ноги? А? Скажи-ка, мой друг. — Она принимается хохотать животным смехом. — Ты очень робок с женщинами, ты глуп. Заходи ко мне как-нибудь. Знаешь, в три часа я каждый день дома. Я жду твоего визита, и чтобы ты мне чего-нибудь принес…»
Тем, кто не удивился фривольному поведению и скабрезностям актрисы, Рише напоминал, что загипнотизированная — почтенная женщина, уважаемая мать семейства, причем весьма религиозная особа.
Войдя в роль генерала, она меняет тембр голоса, её лицо приобретает суровый вид. Властным голосом она приказывает: «Передайте мою зрительную трубу… Хорошо! Хорошо! Где командир 1-го батальона зуавов? Вот там крумиры! Я вижу, как они вылезают из оврага… командир, возьмите-ка с собой роту и атакуйте этих людей. Захватите также полевую батарею… Хороши эти зуавы! Как они отлично вскарабкиваются… Ну! Что вам от меня угодно? Как, вы ждете распоряжений? — Говорит в сторону: — Это плохой офицер, он ни на что не способен. Эй, вы там, смотрите налево… Поезжайте скорее. — Про себя: — Вот этот лучше… но все еще мало обещает хорошего… не так, как следует. Ну, подайте, черт побери, мою лошадь, мою шпагу! — Как заправский военный, она закладывает шпагу в ножны. — Вперед! Ах, я ранен…». Шарль Рише перевоплощал её в архиепископа Парижа. В следующей сцене её фигура приняла чрезвычайно скорбный вид, голос стал певучим, мягким и вкрадчивым — в отличие от того грубого и резвого, которым она только что отдавала приказания. Говорит о себе: «Необходимо же мне, однако, докончить мое пасторское послание. — Она подпирает голову руками и размышляет. Пауза. — А, это вы, отец главный викарий, что вам угодно? Я выразил желание, чтобы меня не беспокоили… Да, сегодня первое января и надо идти в собор. Как вся эта толпа почтительна, не правда ли, отец викарий? Что бы ни говорили, а в народе все еще сохранилось много религиозного чувства. А, дитя! Пусть приблизится, я его благословлю. Хорошо, дитя мое. — Она протягивает ему воображаемое кольцо для поцелуя. Во время этой сцены она правой рукой налево и направо раздает благословения. — Теперь мне предстоит неприятная обязанность: я должен отправиться с поздравлениями к президенту республики. — Она совершает несколько кругов по залу и „добирается" до резиденции президента. — Господин президент, я намереваюсь высказать вам все мои желания. Церковь надеется, что вы будете жить долгие годы; она знает, что ей нечего бояться, несмотря на жестокие нападки, пока во главе управления республикой стоит человек столь высокой чести. — Она умолкает и делает вид, что слушает внимательно. Затем говорит в сторону: — Ну конечно, пустые фразы, но что делать!… Помолимся!…» — Она опускается на колени.
Надо сказать, что старые магнетизеры, прибегавшие к демонстрациям животного магнетизма, выступали преимущественно со своими сомнамбулами. Например, в 1889 году в Париже демонстрировался аттракцион, когда сомнамбула Канивица клала голову в пасть льва. Это не относится к Донато и Хансену, которые работали в том числе и со зрителями. Донато, кроме демонстрации своей жены, сомнамбулы Люсиль, приезжая в какой-нибудь город, занимался гипнотизацией преимущественно мальчиков. Он побуждал их совершать поступки, которые бы вызывали удивление и смех.