М. С. Шойфет

На правах анекдотов Михаил Шойфет в своей книге «Нераскрытые тайны гипноза» рассказывает о случаях обезболивания в гипнозе. Говорить об этом его побудило недоверие и неприятие обывателями и не только ими, но и многими врачами, обезболивания в гипнозе, длящиеся на протяжении двух веков. Возражения неизменно опираются на один и тот же аргумент: гипнотическое обезболивание необъяснимо с нейрофизиологической точки зрения, его механизм не имеет никакого теоретического обоснования. Действительно, обезболивание, пишет Шойфет, вызванное внушением в гипнозе, не нашло до сих пор удовлетворительного объяснения с точки зрения нейрофизиологии. Нам не ведом механизм, с помощью которого словесный стимул, действующий на уровне коры головного мозга, способен влиять на ощущения боли или вызывать локальные вазомоторные изменения. Несмотря на прогресс наших знаний, изложенные эксперименты по-прежнему имеют дело с процессами, для которых пока нет объяснений. Но так же истинно, что гипноаналгезия реально существует.

Одна из завсегдатаев Театра гипноза Михаила Шойфета Лена Ф., овладевшая приемами самогипноза, рассказала занимательную историю, показывающую, что она может успешно обезболивать себя. Находясь на операции по поводу прерывания беременности, она убедила хирурга не давать ей наркоз, мотивирую это тем, что сможет купировать боль. Хирург отнесся к ее словам скептически, но, чтобы отвязаться от настырной пациентки, пообещал выполнить просьбу. Когда хирург проверил, что женщина действительно на боль перестала реагировать, на свой страх и риск приступил к делу без анестезии. Но на всякий случай недоверчивый хирург все же предложил анестезиологу приготовиться и в случае чего немедленно провести обезболивание. Вдруг напряженную тишину операционной разорвал хохот. Это смеялась Лена. Ф. не в силах сдерживаться.

«Я вспомнила анекдот, — сказала она, — сейчас я вам его расскажу». Когда все закончилось и Лена открыла глаза, только тогда она услышала призыв: «Прекратите нас смешить!» Перед ней предстала картина, достойная кисти художника. Врачи корчились от смеха, у них свело скулы и животы, они молили о пощаде. Присутствующий персонал наперебой рассказывал обалдевшей Лене, что она в течение всей операции «травила» анекдоты. Немало удивившись, смущенная Лена ответила, что знает один-два анекдота, к тому же она никогда их не рассказывает по причине своей застенчивости.

На одном из концертов в Литовском г. Клайпеда произошел досадный случай. На сцене, как обычно, негде было яблоку упасть. Половина зала вышла участвовать. Предлагаю заняться обычной своей деятельностью, - продолжает Шойфет. Одна женщина, как ни в чем не бывало, подняла юбку и стала собирать в нее яблоки. Другая - принялась за стирку. Третья пишет, четвертая читает и т.д. Все при деле. Вдруг, недалеко от меня, один спортивного вида молодой человек молниеносно поднял согнутую ногу и резко выпрямил. Из-за скученности участников удар пришелся в голову молоденькой хрупкой девушке. Несмотря на сильный и хлесткий удар, она лишь слегка покачнулась, и продолжила чистить картошку, как будто ничего не произошло. Поскольку зрители ахнули, я решил поговорить с ней на виду у зала. Выведя ее из гипноза, я спросил:

-               - Чем вы только что занимались?

-              - Чистила овощи для винегрета, - потупив глаза, ответила она.

-               - Вам не больно, вы не чувствуете ушиб головы? – спросил я. Зрители прислушивались к разговору, затаив дыхание. Девушка посмотрела на меня, в ее глазах прочитывалось искреннее недоумение: «Чего он хочет, что случилось?» Вслух она сказала:

-              - Нет, у меня ничего не болит, я хорошо себя чувствую и у меня приподнятое настроение. Чтобы до конца прояснить обстановку я вывел виновника «торжества» из гипноза и спросил его:

-               - Чем Вы профессионально занимаетесь? - Он посмотрел в зал, потом смерил меня удивленным взглядом и лениво, сквозь зубы процедил:

-               - Вы что ж не знаете меня, я чемпион Литвы по каратэ.

После такого признания был повод использовать его умение в демонстрационных целях. Я перевоплотил его в легендарного Брюса Ли, он долго развлекал зрителей.

Концерт в подмосковном г. Ногинске запомнился тем, что после его окончания, при традиционном опросе участников на предмет их самочувствия, из зала раздался срывающийся женский голос: «На сцене стоит мой муж, у него хронический радикулит. Дома он более 5—10 минут в одном положении стоять или сидеть не может. На концерте в гипнозе он простоял шесть часов без видимого дискомфорта». Когда Шойфет спросил мужчину, как он себя чувствует после длительного пребывания в неудобной позе, на его глазах заблестели слезы и он сказал: «Неужели жена права и я стоял столько часов, мне показалось, что прошло несколько минут. Странно, но сейчас у меня нет болевых ощущений».

Если этот случай правильно отнести к разряду рядовых, то о следующем этого сказать нельзя. Представление Театра гипноза проходило во Всесоюзном Кардиологическом центре. В конференц-зале дорогая финская мебель, акустические колонки. На сцене — ассорти из белых халатов и костюмов «адидас». Через некоторое время после начала демонстрации, моя ассистентка шепчет мне на ухо: «Подходили „товарищи" из медперсонала (ну, ты понимаешь) и просили передать, что на сцене больные после тяжелых операций на сердце. Делай выводы».

Выводы я сделал в прямом и переносном смыслах. Я стал по одному выводить больных из гипноза и спрашивать, как это водится, о здоровье. Одна женщина, открыв глаза, долго осматривала зал, меня — не в силах сообразить, где она находится и что с ней происходит. Когда, наконец, все восстановилось в ее сознании, и я спросил: «Что вы ощущаете?» — вовсе не имея в виду сердце и операцию на нем. Сначала она ощупала глазами свое тело, что-то мучительно припоминая. Я вежливо поинтересовался: «Вы что-то потеряли? — А где мое сердце, черт возьми? То есть, — поправилась она, — я хотела сказать, что я не чувствую боли. Дело в том, что мне несколько дней назад сделали операцию и все это время я чувствовала боль. Сейчас не чувствую».

Я не скрывал торжества, мне было приятно. Но, несмотря на то что подобных самоотчетов в этот вечер было немало, никто из медперсонала не проявил любопытства.

Через день-два мне надо было проконсультировать в этом центре свою жену. Я договорился о встрече с заведующим приемным отделением. Он встретил меня восторженно: «Наслышан, наслышан о ваших чудесах. Здорово!» Я решил, что он сейчас заведет разговор о гипноаналгезии, ведь понятно, что лучше обходиться без эфирного наркоза. Но он неожиданно заговорил о художнице кардиоцентра, которая в тот вечер была на сцене и, будучи в расторможенном состоянии, «катила на мужиков» в том смысле, что она, дескать, кое-кого попробовала, но стоящих мужиков не обнаружила. На сцене действительно была такая дама. Ее нельзя было не заметить. Она была эффектная, высокая и стройная, в белых перчатках по локоть и зеленоватом атласном платье. Трудно было предположить, что профессора-кардиолога будет интересовать только этот момент. Поразительно, что еще и сегодня в медицинской среде факт гипнотической аналгезии чаще встречает безразличие, чем интерес и удивление.

- Преступления гипнотизеров и загипнотизированных -

В книге выдающегося гипнотизера М.С. Шойфета "Преступления гипнотизеров и загипнотизированных", представляющей первое в России фундаментальное исследование разнообразных феноменов гипноза, рассматривается вопрос о притворстве в гипнозе - один из существенных, и не случайно ему всегда уделяется так много внимания. Приведем маленький фрагмент.

С 1820 года сальпетриерские  психиатры  Жорже и Ростан в  течение нескольких лет производили опыты над истеричной сомнамбулой Петронильей. У нее наблюдались все гипнотические явления, и после дегипнотизации отмечалось полное забвение происходившего.  Это  убеждало,  что  она  действительно  находилась  в  гипнозе. Однако спустя несколько лет, выйдя из больницы, Петронилья стала уверять, что она все симулировала. Доказывая это, она  подробно  рассказала,  что  делала  во  время  экспериментов. Этот факт наделал много шума и вызвал иронические насмешки в адрес магнетизеров. Долгое время авторы, считающие гипноз, истерию и, пожалуй, даже эпилепсию чистой воды комедией, торжествовали. Всякий раз,  желая  подчеркнуть  иллюзорность  гипноза,  они  предупреждали магнетизеров: "Бойся Петронильи!" Наконец, знаменитый врач Ш. Рише дезавуировал заявления сомнамбулы: "Такие высказывания свойственны истерическим больным, и это не что иное, как типичный случай их хвастовства и бравады" (цит. по: Teste, 1845, p.415).

Разговоры о ролевом поведении загипнотизированного появились после самоотчетов находившихся в неглубоком гипнотическом трансе. Их смущало то, что по выходе из него они помнят происходившее с ними. "Если, - думает такой испытуемый, - я  все  помню,  то  сам  этого  хотел,  то  есть  выполнял  внушенные действия  сознательно.  А  раз  так,  то  это  может  означать  только то, что я подыгрывал. Я мог прервать гипноз, выйти из него. Но остался и подыгрывал, чтобы угодить, помочь гипнотизеру, притворялся, чтобы проверить, все ли тут серьезно". Рассуждающий таким образом испытуемый опирается лишь на свои внутренние ощущения.

Однако можно  ли  им  доверять,  вот  в  чем  вопрос?  Известно,  что в  гипносомнамбулизме  "я"  загипнотизированного  сливается  с "я"  внушенного  образа.  Поэтому  загипнотизированному  трудно  определить,  откуда  идет  побуждение  к  действию  -  изнутри или снаружи, произвольно его поведение, или оно ему навязано. Особенностью подсознания является то, что оно принимает объективное обличье и представляется субъекту в качестве внешней силы.  После  дегипнотизации  ощущение  произвольности  поведения  обусловлено  самообманом  рефлектирующего  сознания, гипнотик переносит свои субъективные процессы, протекающие во внутреннем мире, на внешний мир.

В гипнозе возникает иллюзия самостоятельности. На самом деле, все происходит в соответствии со сценарием гипнотизера. И внушение, благодаря психофизиологическому фону гипноза, не  вызывает  противодействия.  Мне  приходилось  встречать  на своих  концертах  множество  людей,  которые  имели  установку не  выполнять  внушение,  но,  оказавшись  в  гипнозе,  совершали нелепости: курили свои пальцы, принимая их за сигарету; пили воду,  принимая  ее  за  вино.  Опрошенные  мною,  они  говорили, что не забывали своего намерения, но непреодолимая сила заставляла их исполнять приказы.

Однажды после концерта один молодой человек заявил мне, что он подыгрывал. На вопрос, зачем же он делал это, он ответил: "Я так хотел". Чтобы избавить его от иллюзий, я попросил не подыгрывать больше. Он согласился. Однако на следующем концерте все в точности повторилось. Это его не на шутку озадачило. Он пятнадцать раз приходил в Театр гипноза и всякий раз  досадовал  на  себя,  что  не  мог  сопротивляться  внушению. Однако продолжал упорствовать, объясняя свою "уступчивость" лишь  своим  желанием.  Только  откуда  берется  желание,  он  не мог объяснить. Он говорил: "Я делал все сам, хотел помочь, сделать приятное, уступить, не подвести при зрителях". Это объяснение  он  принимал  за  истинное  положение  вещей.  Его  можно понять. Не всегда человек может разобраться в причинах своих поступков, поскольку они бывают скрытыми от сознания. Один из известных парадоксов нашей психики гласит: человек осознает только сами поступки, но не причины, их вызывающие.

Некоторые  после  второй,  третьей  гипнотизации  сами  догадываются  о  причинах  своего  поведения.  Другие  постигают  его смысл  после  того,  как  посмотрят  на  происходящее  из  зала.  Но есть и те, кто навсегда остается в неведении, при этом сохраняя глубокую убежденность, что в гипнозе все не настоящее, а, как они  говорят,  "подстроенное".  Подчеркнем  еще  раз,  что  такое мнение  складывается  тогда,  когда  вышедший  из  гипноза  помнит  все  или  часть  происходившего  в  гипнозе.  Но  если  он  и  не помнит, то допускает, что был в каком-то особом состоянии.

Нелепо  отрицать  существование  гипноза  только  из-за  того, что поведению загипнотизированного можно подражать. Следуя такой логике, можно утверждать, что не существует ни истинной страсти, ни настоящего сумасшествия, ни реальной смерти, поскольку артисты мастерски умеют изображать все эти состояния. Как сказал доктор Деспине из Экса: "Считать факты вымышленными очень удобно, чтобы избавиться от изучения того, чего не понимаешь" (Despine, 1865, p.89).

Когда  загипнотизированного  подозревают  в  подыгрывании, обычно упускают из виду, что гипнотик, подвергаясь полостной хирургической  операции,  не  реагировал  на  боль. Согласитесь, труднее всего подавить или скрыть боль, так как это - безусловный рефлекторный акт, заложенный в нашу нервную организацию самой природой. Известно огромное количество серьезных хирургических операций, произведенных в состоянии гипнотической  анальгезии.  Вряд  ли  стоит  кого-нибудь  убеждать  в  том, что никто не станет терпеть боль в угоду гипнотизеру. Если доброволец все же найдется, то затея может иметь летальный исход. Сильная боль вызывает болевой шок: рефлекторно блокируется дыхание, замирает сердце, исчезает пульс. Так можно ли считать  человека,  перенесшего  хирургическую  операцию  под гипноаналгезией, симулянтом?

В 1881 году доктор Литтл из Нью-Йорка проколол иглой роговую  оболочку  глаза,  с  целью  убедиться,  не  притворяется  ли загипнотизированный. Гипнотик даже не моргнул, но впоследствии заболел кератитом. Менее жестокий экзамен провел Пьер Жане. Он заставил женщину держать зажженную спичку, которая обжигала ей пальцы. Но что там спичка - даже ампутация конечностей,  производимая  в  гипнозе,  ощущается  как  простое

прикосновение  или  булавочные  уколы,  или  совсем  не  ощущается! Такое равнодушие прямо связано с обманом чувств, с внушенным представлением, что никакого ощущения нет.

К  этому  существенному  аргументу  добавим  мнение  известного  гипнолога  В.Л.  Райкова: "Подробно  анализируя  особенности  гипнотического  состояния  физиологического  характера (появление детских неонатальных рефлексов новорождености, возникших у взрослых загипнотизированных испытуемых при внушении им состояния новорожденности, сопровождающегося специфическим плачем без слез, дискоординационным движением  глазных  яблок,  рефлексом  Бабинского,  хватательным и  сосательным  рефлексами,  симптомом  невозможности  удержания  веса  собственной  головы,  специфическими  детскими движениями конечностей и детскими гримасами новорожденности  и  др.),  можно  с  абсолютной  уверенностью  утверждать, что  получаемые  в  этом  случае  явления  нельзя  искусственно воспроизвести,  симулировать  или,  так  или  иначе,  показывать произвольно, по желанию. Их невозможно разыграть! Нельзя актерски сыграть рефлекс Бабинского или симптомы детского плавания глаз. Для нормального здорового человека это просто невозможно.  Однако  в  гипнозе  это  осуществляется"  (Райков, 1998, с.269).

Таким  образом,  чтобы,  как  выражаются  неспециалисты, "подыгрывать", требуется, как минимум, актерский талант. Но если он есть, можно стать уникальным артистом и получить признание, почести и деньги, а не довольствоваться ролью гипнотика, за которую ничего не платят.

Чтобы  проверить,  не  притворяются  ли  испытуемые,  и  убедиться, что они находятся в гипнозе, ученые Альберт Бине и Шарль Фере проделали ряд опытов. В госпитале Сальпетриер было известно, что оглушительный шум, вызываемый внезапным и резким ударом в китайский гонг (металлический бубен), вызывает у некоторых сомнамбул каталепсию. Именно такой испытуемой они  внушили,  что  после  пробуждения  она  не  будет  видеть  ни гонга, ни булавы, которой в него ударяют, а также не услышит шума, вызванного ударом.

Когда  она  открыла  глаза,  к  ее  уху  был  поднесен  гонг,  и  по нему  сильно  ударили  булавой,  но  каталепсии  не  последовало. Она лишь услышала порыв ветра в камине. Ее вновь загипнотизировали и вычеркнули из памяти предыдущее внушение - "не слышать и не видеть гонга". Затем, слабо ударив в гонг, убедились, что она впала в каталептическое состояние.

У больных истерией в то время находили так называемые "истерогенные зоны", давление на которые вызывает истерический припадок. Этим обстоятельством воспользовались Бине и Фере. Они внушили в гипнозе одной из таких больных, что она не будет ни видеть одного из них, ни чувствовать его прикосновений. Внушение полностью реализовалось. Фере, оставаясь невидимым, энергично давил на истерогенные области, но это не вызвало припадка. Причем больная не делала ни малейшей попытки для самозащиты - она только жаловалась на какое-то давление в неопределяемой области, тогда как в бодрствующем состоянии обычно со страхом отскакивала от любого человека, который лишь подносил к ней руку.

Казалось бы, вопрос о подлинности возникающих в гипнозе реакций не должен вызывать сомнений. Тем не менее, представление о притворстве сомнамбул укоренилось в обыденном сознании. Может быть, такое отношение связано с тем, что гипноз производит впечатление настоящего чуда?

Если у научной общественности поведение гипнотиков вызывало подозрение, то этого нельзя сказать о непосредственных экспериментаторах.  Во-первых,  они  хорошо  знали  своих  подопечных и не имели иллюзий насчет их актерских способностей. К  тому  же,  для  произвольного  поведения  в  экспериментах  недостаточно иметь просто большой актерский талант - ведь невозможно по собственному желанию управлять вегетативными функциями организма.

Например,  стоит  положить  руку  гипнотика  на  лед,  внушая, что это раскаленный металл, как сосуды, несмотря на действие реального  раздражителя,  расширятся.  Это  засвидетельствует беспристрастный прибор - плетизмограф. И, наоборот, - достаточно внушить холод, и даже в 30-градусную жару ответом организма будет реакция, как на реальный мороз: кожа покроется мурашками, сосуды сузятся, возникнет дрожь, частота пульса и дыхания изменятся. Если внушить гипнотику, что он оглох, и потом выстрелить возле его уха, - никакой реакции не последует.

Если приведенные опыты недостаточно убеждают в реальности гипнотического состояния, то можно провести другие. Дать, например,  сомнамбуле  понюхать  нашатырный  спирт,  внушая, что это духи с приятным цветочным запахом, и она полной грудью, причем с выражением удовольствия на лице, вдохнет "настоящий цветочный аромат". Обычные в таком случае брюшные рефлексы  в  этот  момент  не  возникают.  А  если  предложить  по-

нюхать  пробку  от  бутылки  и  внушить,  что  это  луковица,  тотчас заслезятся глаза. Достаточно внушить, что в нос попал табак, и сомнамбула тут же начнет сотрясаться от чихания. А при внушении, что лимон или лук - это, соответственно, сахар и яблоко, она

с  явным  удовольствием  их  съест.  То  же  самое  произойдет,  если внушить ей, что древесный уголь - это шоколад: сомнамбула откусит кусочек и будет долго смаковать. Причем рецепторы и другие физиологические системы реагируют на эти продукты не так,

как они в действительности того заслуживают, а как внушено. Загипнотизированный в простой воде находит тот вкус, который  внушен  экспериментатором.  Так,  прихлебывая  из  стакана чистую воду, он ощущает, что пьет молоко, кофе, вино или пиво - одним  словом,  все,  в  чем  его  уверили.  Когда  он  пьет  "кофе", "чай" или "кипяченое молоко", ему внушают, что эти напитки очень  горячи,  после  чего  его  нельзя  заставить  пить  иначе,  как крошечными глотками. Но через мгновение он будет готов делать большие глотки, если уверить его, что жидкость остыла. Внушив загипнотизированному, что стул, на котором он сидит, раскален докрасна, можно наблюдать его беспокойное ерзанье…

Приведенные  опыты  показывают,  что  сомнамбулы  больше поддаются влиянию слов, нежели действительных раздражителей среды. Сознание сомнамбул относится к содержанию внушения  как  к  реальности,  и  поэтому  возникающие  в  ответ  на  него физиологические  реакции  точно  такие  же,  как  от  действия  настоящих раздражителей. Следовательно, каким бы даром лицедейства ни обладал актер, тягаться ему с сомнамбулой, как говорится, не по таланту.

Если и этих примеров недостаточно, то следующие опыты должны окончательно убедить скептиков, что поведение в гипнозе, как говорится, не "понарошку". Профессор Ж.М. Шарко для обнаружения притворства прибегал к каталепсии. Известно, что каталептик сохраняет то положение, которое ему придает экспериментатор. Если, например, вытянуть  его  руку,  то  она  так  и  останется  протянутой  -  хоть  в течение 15 минут. Шарко вытягивал руку испытуемого и наблюдал, не задрожит ли она. Для этого на кисти укреплялся самопишущий  прибор,  отмечающий  малейшие  вибрации  (кимограф). Если рука совершенно неподвижна, то на барабане прибора рисуется прямая линия; как только рука начинает хотя бы немного дрожать - линия переходит в ломаную. График, полученный в этих опытах, был строго прямым.

В ходе экспериментов замечено и другое: если рука начинает чуть дрожать от усталости, тогда достаточно сделать внушение, что она лежит на подставке, и конечность еще долго будет спокойно оставаться  в  вытянутом  положении.  Человек  под  гипнозом  гораздо дольше, чем находящийся в обычном состоянии, удержит в вытянутой руке гантель. Причем если внушить ему, что гантель невесома, опыт можно еще удлинить. Пожалуй, тренированный человек мог бы держать какое-то время руку вытянутой, но она все  равно  неуловимо  начнет  скоро  дрожать,  давая  на  приборе кривую линию. Одновременно с этим, регистрируя дыхание, которое у каталептиков  совершенно  ровное,  Шарко  получал  у  притворщиков кривую, свидетельствующую о его неравномерности. Этот опыт помогает решить спор о притворстве. И еще. Сопротивление гипнотической контрактуре, по мнению Шарко, может позволить с достаточной вероятностью определить, имеем ли мы дело с симулянтом,  или  перед  нами  действительно  загипнотизированный. В последнем случае насильственное разгибание сведенной кисти руки не производит никакого влияния на ритм дыхания, тогда как у притворщика (как и при бодрствовании) разгибание сопровождается резким колебанием кривой кимографа. (Продолжение следует)

(Продолжение) Верить или не верить? Вот в чем вопрос…

Недоверие  к  гипнозу  сохраняется  и  в  настоящее  время,  что, возможно, и тормозит его широкое применение. Чтобы проиллюстрировать это, а заодно размочить сухость изложения, приведу несколько историй из собственной практики.

В начале 80-х годов прошлого века я со своей  ассистенткой  Людмилой  Яковлевной  работал  в  Московской областной филармонии (МОФ). В связи с этим мы были вынуждены много ездить по Подмосковью, в том числе, и по военным городкам. Их было так много, что, казалось, других и нет. Городки  эти,  как  известно,  разной  секретности.  Однажды  случай  забросил  нас  в  гарнизон,  находящийся  в  лесу  и  окруженный  несколькими железобетонными заборами.

На пропускном пункте в наш маленький автобус вошел сержант с собакой и, тщательно все осмотрев и проверив документы,  стал  расспрашивать,  кто  мы,  откуда  и  зачем  пожаловали. И это несмотря на то, что на КПП находились заявка и пропуск для  нас.  Кроме  того,  было  известно,  что  едут  артисты,  афиши были  развешаны  по  всему  городку.  Наконец,  когда  долгие  и утомительные  расспросы  были  закончены,  шлагбаум  лениво поднялся, и мы, с облегчением вздохнув, проехали к клубу. Нас отвели в крохотную комнатку, где трудно было даже повернуться, и предупредили: в коридор до особых распоряжений не выходить.  Время  шло  к  началу  представления.  Мы  с  Людмилой Яковлевной  переоделись  в  концертную  одежду  и  стали  ждать приглашения на сцену.

Наконец-то мы на своем рабочем месте, на сцене. Зал забит до  отказа.  Все  свободное  от  кресел  пространство  занято  солдатами.  Они  сидят  в  проходах  на  полу,  поджав  ноги,  полулежат, стоят. Но на приглашение принять участие в шоу откликаются только 5–6 человек. На сцену поднялись, видимо, только те, кто что-то слышал о гипнозе и счел более близкое знакомство с ним полезным для себя.

Зал проводил их смехом. Когда я предложил присоединиться к ним кому-нибудь еще, раздался гул, из которого я понял: мы-де все тут друг друга знаем, и потом над нами, участниками гипнотического шоу, будут насмехаться. В конце концов, удалось заполучить на сцену еще с десяток человек. Все, конечно же, гражданские. Солдаты слишком застенчивы. Опуская различные детали, сразу подойдем к сути нашего сообщения.

Один из участников оказался особенно хорош в роли Гамлета. Он был настолько выразителен и убедителен, что его действия вызывали  гомерический  хохот,  особенно  когда  он  фехтовал, угрожая смертью окружающим его персонажам. В какой-то момент  он  перепутал  трагедии  и  неожиданно  стал  душить  Дездемону. Пришлось ему напомнить, что он белый принц Датский.

Когда  шоу  закончилось,  я  вывел  его  из  гипноза.  Дальше  по сценарию должно происходить знакомство со зрителями, чтобы доказать, что гипнотизер не привез с собой «артистов», что они местные. Хорошо, когда участник приходит с семьей, — подозрений  меньше.  Но  «Гамлет»  был  один,  к  тому  же  —  командированный  инженер-электронщик  из  Москвы.  Надо  сказать,  дело происходило в 30 км от столицы. На мой вопрос: «А что вы здесь делаете?» Он изобразил на лице неподдельное удивление: а что, дескать, я что-то делал? Поскольку зрители все видели, комментировать было нечего. Мне оставалось только выяснить, как он оказался в этом зале. «Гамлет» ответил, что по характеру работы он часто здесь бывает, у него допуск и вообще он не понимает, к чему мои расспросы.

Я  свое  дело  сделал:  показал  зрителям,  что  у  парня  амнезия и значит, он был в гипнозе. Только я успел отойти от него, как из зала к нему ринулись зрители и стали заваливать вопросами:

— Зачем это ты здесь валял дурака?

«Гамлет», естественно, ни сном ни духом не ведал о том, что он что-либо делал вообще. Он-то был совершенно убежден, что сидел со всеми в зале и только что поднялся на сцену. Он слушал вопросы с открытым ртом. Народ, полагая, что его разыгрывают, так сказать, издеваются, стал нападать более агрессивно. Мол, ты приехал с гипнотизером! Он тебе заплатил! Мы тебе не верим! Этого  не  может  быть!  Ну,  в  общем,  традиционное  банальное недоверие.  Инженер-электронщик  с  удивлением  слушал  сбивчивые выкрики и по мере того, как обвинения становились все чудовищнее, только сильнее округлял глаза. Одним словом, произошло обычное: ни ему, ни нам не поверили, обвинив в сговоре.

По сути дела, зрители отвергли гипноз. Они не знали, что гипноз может сделать человека раскованным и артистичным. Иначе говоря, он может снять с него психофизические «заклепки».

В феврале 1987 года я был приглашен в Институт   высшей   нервной   деятельности   и   нейрофизиологии АН СССР с целью демонстрации гипноза. Коллектив института к предстоящему действу отнесся с нескрываемым подозрением. Перед  мероприятием  посыпались  предупреждения:  «У  Вас  ничего не получится… Мы — физиологи, и отдаем себе отчет в том, что  внушением  невозможно  управлять  поведением  людей,  тем более ученых…»

Зал   был   настроен   откровенно   недружелюбно.   Чопорные физиологи ждали момента, когда же, наконец, опозорится незадачливый гипнотизер. Однако после того, как многим известная сотрудница института (и, кстати, доктор биологических наук) исполнила партию белого лебедя из балета «Лебединое озеро», отношение зала к происходящему постепенно стало меняться.

Следующий опыт прошел с большим успехом. Внушаю Д.И., что перед ним огромный стол, сплошь уставленный различными яствами, и предлагаю ему что-нибудь отведать. Он что-то берет со стола и очищает, затем откусывает. «Что вы едите?» — интересуюсь я. «Банан», — отвечает он с полным ртом. Обратив внимание, как натурально он ест, я решил усложнить сценку. «Выбирайте только красные бананы, которые больше двух метров», — под нарастающий смех зала советую я. Физиологи, предвкушая что-то необычное, подаются вперед… Хотя сцена борьбы с бананом проигрывает при описании, все же попробуем ее привести.

Раскинув руки в соответствии с внушенными габаритами банана,  Д.И.  прикладывает  неимоверные  усилия,  чтобы  отъесть кусок  —  цели  достичь  не  удается.  Задумавшись  на  минутку,  он ставит банан на попа, разевает рот и в прыжке пытается откусить верхушку.  На  вспотевшем  и  измученном  лице  написано  нетерпение и досада. Наконец, изловчившись, он упирает банан в пол, влезает на стул и ценой титанических усилий дотягивается-таки до него ртом. Но не тут-то было! В галлюцинациях диаметр банана оказывается больше, чем открытый рот! Глядя на мимику коллеги, ученые покатывались со смеху. Они вели себя, как расшалившиеся дети, и так увлеклись происходящим, что напрочь забыли о своем социальном статусе.

Когда далее я разыгрывал сценку награждения Д.И. орденом за плодотворную работу на ниве нейрофизиологии, он вытянулся  по  стойке  «смирно»,  затем  подошел  ко  мне  торжественным церемониальным  шагом  и,  как  когда-то  было  принято,  стал благодарить партию и правительство за оказанное доверие. На вопрос,  чего  бы  ему  еще  хотелось,  он  совершенно  неожиданно ответил: «Мяса!» Видимо, это было следствием увлечения фруктовым меню.

Не  лучшим  образом  начинали  складываться  и  мои  отношения с Институтом проблем управления АН СССР. Уже при входе в здание «доброжелатели» встретили меня репликой: «Ну зачем вы отнимаете время у серьезных людей. Бывали у нас парапсихологи вроде вас, ничего у них не вышло». Особенно усердствовал некто,  представившийся  математиком.  Он,  смешивая  гипноз,  ясновидение и чтение мыслей, горячо и сбивчиво принялся рассказывать мне о визитах «всяких разных Роз Кулешовых»…

«Радушный» прием не помешал начаться сеансу. Когда в зале раздались возгласы, что загипнотизированные мной исполнители  ролей  Пугачевой  и  Леонтьева  просто  симулируют  и  валяют дурака,  я  пригласил  сомневающихся  проверить  свои  предположения.  «Математик»  тут  же  рысью  подбежал  к  «Пугачевой» и, не придумав ничего лучше, бесцеремонно стал хлестать ее по щекам,  приговаривая:  «Алла,  Алла  очнись,  хватит  меня  разыгрывать!»  Реакции  не  последовало.  «Алла»  стояла  с  отрешенным видом. Он недоуменно посмотрел на меня, ожидая, видимо, разъяснений. В это время раздались возмущенные голоса других зрителей: «Что же вы делаете, как можно бить женщину?» «Это моя дочь Даша», — изрек растерянный папаша. Произнося это, он глядел на нее так недоверчиво, будто уже и сам сомневался, действительно ли это его дочь.

Когда  сеанс  закончился,  участников  шоу  засыпали  вопросами. Одного кандидата наук спросили, почему он подчинялся командам, а попросту не ушел со сцены. На что он ответил: «У меня было чувство, словно я еду в метро — трясет, а выйти не могу».

Феномен гипноза настолько таинствен и сверхъестествен, что трудно поверить, будто это не сговор между гипнотизером и гипнотизируемым для розыгрыша публики. Это подтвердилось еще раз, когда меня пригласили выступить на одном новом телеканале. Задав ряд достаточно традиционных вопросов, ведущий предложил  мне  продемонстрировать  гипноз.  Дескать,  пора  теорию подкрепить практикой. Ни редактор, ни режиссер, ни операторы и осветители, — ни один из присутствующих в студии не пожелал стать испытуемым. Тогда решили поискать охотников среди праздно шатающихся в коридорах. Таких оказалось немало.

Я выбрал хрупкую девушку и перевоплотил ее в президента США. Внушил, что она находится в знаменитом Овальном кабинете  Белого  дома,  попыхивает  гаванской  сигарой  и  потягивает виски с содовой. Представившись журналистом, я предложил ей ответить  на  вопросы.  Она  вальяжно  развалилась  на  скрипучем стуле, взяла с невидимого стола сигару и стакан, после чего принялась критиковать СССР. Не буду пересказывать весь сюжет — от  передачи  на  бумаге  подобные  сцены  очень  проигрывают. В  общем,  вела  она  себя  сообразно  существующим  стереотипам и своим собственным представлениям.

Через неделю я позвонил, чтобы справиться, когда запись дадут в эфир. Мне мягко ответили, что передача не выйдет. Я стал звонить  разным  чиновникам  и  допытываться  о  причинах.  Наконец, уступив моей назойливости, мне ответили: «Редактор и съемочная группа не поверили в происходящее».

В чем их винить, зачем убеждать? Наверно, они гипноз представляли себе как-то иначе — а получилось, как в гипнозе. Поскольку  они  никогда  не  видели  гипноз,  а  то,  что  произошло  в студии, не совпало с их представлениями, результатом явилась отмена  передачи.  Вышла  банальная  история:  когда  не  знаешь, что ищешь, то, найдя, не поймешь, что нашел.

Закончим  разговор о недоверии к гипнозу  словами  Шарля  Рише, замечательного ученого, работы которого ознаменовали начало научного изучения гипноза. «Если феномены гипноза, — писал он,  —  симулируются,  то  нужно  предположить  существование столь всеобщей симуляции во времени и пространстве, симуляции  столь  совершенной,  сложной,  настойчивой  и  научной,  что она является одним из наименее необычайных явлений, когда либо  отмеченных  в  истории  науки.  Нельзя  допустить,  чтобы гипносомнамбулические  явления  были  обязаны  своим  происхождением  симуляции.  Существование  искусственно  вызванного  сомнамбулизма  составляет  факт  столь  же  несомненный  и бесспорный, как и существование эпилепсии и брюшного тифа» (Рише, 1885, с.332).